просто положу это здесьМаленький, напуганный, несчастный, забитый - он прятался, вжимаясь в стену. Бежать было уже некуда, да и как можно убежать от Вселенского Зла собственной персоной? Дыхание сбилось, поношенная рубашка в клетку сползла с одного плеча, сквозь длинную рваную челку виднелись расширившиеся от ужаса глаза. Пальцы беспомощно корябались в стену, будто надеясь прорыть там тонель, и с каждой секундой по мере того, как оно приближалось, учащалось сердцебиение, потели ладони, кровь отливала от лица, и без того смертельно бледного.
Липкий холодок коснулся его коленки, заставляя мучительно застонать. Черные омерзительно холодные пальцы Зла обвивались вокруг ноги, оставляя на джинсах влажные следы. Пальцы были абсолютно сухими, и темные пятна на серой джинсе оставляло ни что иное, как страх, который флюидами сочился из каждой поры, материализуясь от соприкосновения со Злом. Тихо стоная парень приник к стене, даже не пытаясь вырвать ногу из цепких обьятий - любая попытка сопротивления грозила риском остаться без ноги вообще.
Резкий рывок на себя подтвердил опасения. Боль пронзила бедро, которое чуть не вывернулось из сустава. Распростертый на асфальте, беспомощно раскинул руки, не в силах даже закрывать лицо. И тут же невидимые нити оплели все тело - тонкие, бесплотные, они все равно придавливали к земле, как каменной плитой, вдавливая безжалостно в асфальт, стремясь проломить его и обружить сведенное судорогой тело в самое адское пекло. Оплетая тонкие запястья, шею, грудь, они сжимались все туже, мешая дышать, и тянули на себя, медленно поднимая тело с асфальта, увлекая его за собой, туда, где уже раскрылись обьятия зла.
Жесткие пальцы впились в плечи, встряхнули парня так, будто он был соломенной куклой. Руки его болтались безжизненными плетями вдоль тела, и хотя удерживающие их нити пропали, как только он оказался достаточно близко, не в его силах было даже пошевелить пальцем. Весь его разум замер, парализованный отчаянием, комок подступил к горлу, обостряя ощущение удушья.
- Не надо, пожалуйста, - произнесли беззвучно бледные губы, и в ту же секунду изо рта вырвался пронзительный крик, запрокинувший голову. Пока твердые будто металлические когти все глубже вонзались в плечи, сходу разрывая ткань рубашки, над самым ухом - тяжелое дыхание, и чужой язык проводит по окружности ушной раковины, перебирается на гладко выбритую кожу на висках.
- Соскучился по мне, малыш?
Перед глазами все плывет, ярко красные пятна взрываются с каждым новым порывом боли. Негде прятаться, некуда бежать, невозможно остановить. Когда очереная волна превышает болевой порог, сознание наконец отключается, избавляя от восприятия языка, вылизывающего чувствительную кожу за ухом.
Он очнулся там же, где и всегда - в просторной комнате с серыми стенами и потолком, гладкими, без единой трещины или щели, с единстенной металлической дверью, наглухо закрытой. И это означало, что все только началось.
Лежа на боку, скорчившийся от боли, он видел размазанные по полу пятна крови. Плечи жгло изнутри, кровь на одежде все еще была мокрой.
Из темной глубины помещения раздался шорох, а затем шаги - отчетливые и тяжелые. Паника, бессмысленный порыв поднятся с пола, рвануть к двери, пусть даже зная, что в нее придется биться кулаками без толку, разбивая в кровь костяшки пальцев. Далеко не убежишь, будь хоть все двери на свете распахнутыми. Не укроешься ни за одной из них.
Все те же невидимые нити - тянет к себе, как за ошейник, за оплетенную ими шею, поднимая на колени, заставляя встать на негнущихся ногах. Затем за шею хватаются пальцы, тянут на себя, дыхание обжигает кожу, губы беспомощно раскрываются навстречу, позволяя прокусить себя насквозь.
- Снова решил сбежать. Глупый малыш. Вся твоя жизнь до самого конца, до последнего вздоха принадлежит мне.
Изодранная, окровавленная одежда, пальцы - липкие, скользкие от крови - сжимаются и разжимаются, разъезжаясь по полу, оставляя смазанные полосы. По виску за ухо длинная рваная царапина, темнеющая на фоне бледной кожи.
- Мне нравится твой бритый череп, - слизывая с ногтей кровь.
Однажды это придется принять к сведению, и через много лет, распрощавшись с юношеским максимализмом и изрядно поработав над внешним видом, он оставит себе длинные черные пряди, закрывающие половину гладкого блестящего бритого черепа, они закроют шрам.